Остросюжетная повесть "Треснувший камень Ко Вэй"

[Ren Ren]

Треснувший камень Ко Вэй

Глава 1

Часть 1

Июль 2007
Неблагополучный пригород Парижа

№82 оказался четырёхэтажной бетонной коробкой. Лет 30 назад он, похоже, был небольшим цехом или складом. Нет, судя по дебаркадеру, всё-таки складом. Алексей остановился у ступеней, ведущих к двери с домофоном. Рядом висела табличка из ярко-синего пластика - «Школа боевых искусств «Тханлонг». В этот момент дверь резко бухнула, и на дебаркадер вывалились двое мальчишек со спортивными рюкзачками. Повисли на перилах и с интересом уставились на его машину. Похоже, Mercedes SL500 - редкий зверь в здешних краях. Алексей помедлил:
- Нравится?
- Да… Это штучка, а не барахло!, - сказал тот, что помладше, и его баклажанная рожица засияла белейшей улыбкой.
- Даю десятку на двоих – присмотрите за машиной, пока я побеседую с мэтром Тьеном.
Улыбка маленького африканца сделалась ещё лучезарней, но другой паренёк толкнул его рюкзаком:
- Мсье! Пока вы будете разговаривать с мэтром, вашу машину здесь и так никто не тронет.
Он так по-военному вытянулся, что Алексей подавил улыбку «А Тьен имеет авторитет на районе. Что внушает...»
- Благодарю за информацию, парни! - он сделал салют ключами, повернулся на каблуках и стал подниматься по ступенькам.
- Не стоит! Подымайтесь в бюро, мсье! А домофон всё равно не работает! – крикнул вдогонку негритёнок.

- Чем могу быть полезен? – мэтр Тьен говорил по-французски не просто без акцента - его выговору мог бы позавидовать не один из профессоров Сорбонны. Да и сам он запросто мог сойти за профессора – львиная грива седых волос, аккуратнейшие усы, очки в тонкой роговой оправе.
Алексей окинул взглядом офис - бедненько, но чистенько: светло-серые стены, серо-бежевая конторская мебель, простенький диван. Из восточной экзотики только хлипкая, красного дерева, этажерка с чашечками и чайничками. Да на том месте, где обычно вешают портрет отца-основателя, стоит старинный меч на чёрной лаковой подставке, и перед ним курильница с душноватыми и терпкими ароматическими палочками. Такое чувство, что в помещении чего-то явно не хватает...
- Я звонил вчера по поводу дальнейшего совершенствования своих навыков работы с шестом.
- Прошу вас, - мэтр указал на диван, - Поскольку речь идёт о совершенствовании, вы имеете в виду, как я понимаю, персональные занятия?
- Именно так.
- Что ж, такая возможность есть. Для начала необходимо определить ваш уровень подготовки и прийти к соглашению относительно платы.
- Прекрасно! Какова ваша цена?
- 80 евро. В час.
- Вы видели мою машину? - Алексей вежливо улыбнулся.
- Да, конечно, - глаза вьетнамца за стёклами очков были предельно серьёзны.
- Хорошо! Меня это устраивает. Когда можно пройти тест?
- Костюм для занятий у вас с собой?
- Да, в машине.
- Тогда прямо сейчас, если угодно.

Зал для занятий был большим, почти пустым и идеально чистым. Мэтр выбрал из кучи два шеста и кинул один Алексею. Но это был не тщательно вышлифованный боевой шест, а натурально корявый дрын. Итак, проверка началась - лопоухий новичок смолчит и решит, что так и надо, а вот продвинутый ученик молчать не станет! И со словами "Такими оглоблями дерутся только пьяные конюхи!", палка полетела в сторону! Тьен фыркнул в усы и бросил другой шест.
Они кивнули друг другу и встали в стойку.
Точнее, в стойку встал Алексей. Вьетнамец, опустив шест, начал неспешно кружить возле него - вперёд-назад, вправо-влево. В зале было просторно и они несколько минут свободно двигались, не соприкасаясь шестами - мэтр оценивал стойки и перемещения.
Затем он остановился, поднял шест и начал подчёркнуто медленно и плавно обозначать классические атаки. На каждый такой приём должна следовать такая же классическая защита. Алексей действовал уверенно и чётко. Видимо Тьен это оценил - постепенно он стал увеличивать скорость ударов, затем добавил шаги по прямой. Теперь шесты сталкивались с лёгким сухим стуком, ритм нарастал. Мэтр перешёл к свободному спаррингу в среднем темпе. Сейчас Алексей уже не только парировал, но и контратаковал. Одновременно надо было отвечать на маневры мастера - тот очень искусно перемещался, связывая противнику свободу движения. Но, похоже, пока дела соискателя шли совсем неплохо.
Тьен не показывал признаков усталости, а времени прошло уже не мало. Больше того - он ещё увеличивал темп. Шесты теперь выбивали непрерывную дробь. Это было уже всерьёз. Алексей полностью сосредоточился - сколько ещё продлится спарринг он не знал, но чувствовал, что испытание пока не закончено. Внезапно Тьен заговорил:
- Занимались у доктора Зыонга?
"Проверяет дыхание, - подумал Алексей, - ну что ж, поговорим!"
- У его ученика.
- У кого из учеников?
- У Панкратова.
- Так вот откуда ваш акцент!
"Мэтр меня вычислил. Хорошо! Теперь можно открыть карты!" Алексей остановился и выделяя каждое слово произнёс:
- Вы совершенно правы, полковник Тьен!
Вьетнамец тоже замер и пристально посмотрел ему в глаза. И тут же шест Тьена скользнул по дуге вперёд и вниз, подсекая опорную ногу. Алексей всё же успел блокировать, уперев конец своего шеста в пол. И это была ошибка! Мэтр едва заметно двинул запястьем - оружие в его руках ударилось о твёрдую преграду, изогнулось, и живой змеёй ужалило противника в щиколотку. Алексея словно пронзило током - "точно в "электрическую" косточку!" - и он неловко рухнул на бедро.
- Кто вы такой? - шест вьетнамца был направлен ему в горло.
- Я Алексей Десницкий, сын Николая Десницкого.


Глава 1

Часть 2

За неделю до этого.
Старый дачный посёлок под Москвой.

- В выходные тёзка твой на дачу приезжал, Лёшка Савостьянов, - сказала мама, подкладывая кусок яблочного пирога, - ты ему не звонил?
- А-а, Сохатый! Не, мам, не звонил ещё – я ж из Шереметьева прямо сюда.
- Он на Хорошевке служит. Наталья на седьмом месяце – второго ждут, - она добавила значения в голос.
- Так у них первый - дочка!
- Снова ехидничаешь?
- Ага! Он же такой всегда был – «все ходы посчитаны».
- Это из чёрной смородины, - Анна Сергеевна налила в рюмки тягучую настойку, - Лёш, а ты-то когда?
У Алексея сжалось внутри от её почти просительной интонации.
- Ещё успею, мам, - выдавил он.
- Ну, хоть на примете-то у тебя есть кто?
- Не, мам.
Мать отвернулась, молча принялась что-то переставлять в буфете.
- Лёш! У меня же, кроме тебя и Ольги, совсем никого. Я детдомовская. Про отцову родню ты знаешь…, - сказала после паузы.
Что-то противно заскользило, закрутилось под ложечкой - сейчас Алексей оказался не готов к тому, что сам продумывал много-много раз... Одна неверная интонация - и разговор с матерью превратится в контакт двух офицеров спецслужбы. Но упускать такой случай нельзя...
- Ма-ам, а ты знала, что у отца есть родственник за границей?
Анна Сергеевна обернулась не сразу. А обернувшись, посмотрела на сына долгим взглядом ("Прокололся!" - похолодел он), и только потом произнесла с расстановкой:
- Лёш, а давай я тебе ещё шарлотки положу?
- Ага, мам! И черносмородиновой рюмочку. И себе тоже, со мной за компанию.
Алексей поджал губы, покрутил рюмку по столу - делать нечего, придётся вываливать всё в открытую:
- Я знаю, что они встречались незадолго до его последней командировки. И думаю, что смерть отца как-то с этим это связана.
В серых глазах матери заплясали тревожные огоньки:
- Эта информация… из наших источников?
- Нет, из моих личных.
- Ты… ты в ней уверен?
- Да, - ответил твёрдо.
Анна Сергеевна взяла со стола салфетку, тщательно развернула и положила на колени:
- Отец мне ничего не говорил о родственнике.
Тогда, перед Вьетнамом... я чувствовала, что с ним что-то происходит… Спросила: «У тебя что-то случилось?» Он сказал: «Похоже, у нас у всех...». И это всё…
Она свернула салфетку и положила обратно на стол.
- Он больше ничего не говорил? Вспомни, мам!
- Больше ничего.
Алексей слишком хорошо её знал - мать что-то не договаривает, но сейчас не скажет больше ничего. И сменил направление:
- Мам, а с кем отец мог поделиться?
Она удивлённо вскинула брови:
- Ты что, Лёш? Если с кем-то из наших, ты понимаешь что бы было... Да и когда? Его тут же вызвали во Вьетнам. Хотя... Знаешь, в академии отец очень подружился с вьетнамским майором Тьеном. Одногруппники даже подтрунивали, что Тьен - его спецзадание.
Алексею показалось, что мать с каким-то облегчением ухватилась за Тьена, и решил продолжать:
- А я его помню. Он меня палочками учил есть.
- Да ты что? Тебе ведь пять лет было, когда он приезжал к нам на дачу с дядь Сашей Коваленко. Тогда, действительно, он приготовил свои вьетнамские блинчики «ням», и учил их есть палочками. Мы шутили, что его «ням» – это просто ням-ням!
- Мам, а расскажи ещё про Тьена.
- Говорили, что во время войны он был отчаянным диверсантом - "зелёных беретов" убивал буквально голыми руками.
Ещё Тьен прекрасно говорил по-русски.
И он мне тогда рассказал, что они вместе попали в засаду... Тьен был ранен, но выжил, а отец...
- Мам, а почему же ты раньше молчала?!
- Видишь ли, Лёшка... Это слова Тьена. Никто из наших мне ничего об этом не говорил.



Глава 1

Часть 3

Пауза длилась всего несколько секунд.
- Где находится дача твоих родителей? - Тьен перешёл на русский.
- В Сухинове.
- Какое дерево растёт слева от их дома?
- Там два дерева - берёза и рябина.
- Где твой отец любил ловить рыбу?
- На Немецкой мельнице.
Тьен бросил шест, протянул руки и помог подняться.
- Ну здравствуй, Лёша! - сказал он очень мягко, словно извиняясь.
- Здравствуйте, полковник Тьен!
- Не надо "полковник", не надо на "вы"! Для тебя я просто дядюшка Тьен!
- Мне неудобно, мы встречались только один раз и мне тогда было пять...
- Что ты, что ты... Ты - сын моего друга. Больше, чем друга! И я очень рад тебя видеть, очень! Я хотел снова тебя видеть! Что стоим? Пойдём, пойдём в бюро, выпьем чаю! Как твоя нога?
- Уже всё в порядке, дядюшка Тьен!
- Ты молодец! Умеешь держать шест. И Панкратов молодец! Правильно отдаёт школу. Так можно сказать по-русски?
- Лучше сказать - передаёт.
- Да, мой русский заржавел, - Тьен улыбнулся. - Я не говорил на нём одиннадцать.. нет, двенадцать лет!

После такого испытания было исключительно приятно расслабиться на мягком диванчике. Алексей сидел, вытянув гудящие ноги, и смотрел, как сосредоточенно и ловко дядюшка Тьен колдует с чайниками, чашечками, баночками, блюдечками... "Про беспомощного человека вьетнамцы говорят: "Чаю себе не может заварить!" - ну да, поди попробуй завари!"
Он ещё раз обвёл взглядом узкий пенал бюро... Всё же здесь чего-то не хватает... Чего? И вдруг понял - фотографий! Все эти снимки мэтра в компании с известными мастерами, в окружении сияющих учеников с блестящими кубками - краса и гордость любой школы боевых искусств - их здесь просто нет, стены голые.
Тьен поставил на маленький подносик в виде листа лотоса две чашечки, бурые снаружи и нежно-зелёные внутри. Налил по одному глотку чая и положил открытую пачку сигарет - без слов пригласил к долгому разговору. Эта часть вьетнамских обычаев Алексею была знакома - в школе Панкратова чайный ритуал соблюдался тщательно, за исключением сигарет - он и до сих пор не смог привыкнуть к тому, что мастера-вьетнамцы поголовно курят. Видимо, дядюшка Тьен это уловил, потому что когда они сделали по глотку, спросил:
- Ты не куришь, Лёша?
- Нет.
- Коля тоже не курил. А я вот, как видишь... - он взял сигарету, чиркнул зажигалкой и со вкусом затянулся. Затем налил ещё по чуть-чуть чаю.
- Ты продолжаешь дело отца?
- Да, дядюшка Тьен.
- Это очень правильно, Лёша! Так должно быть!
- Спасибо! Если честно, я впервые стал думать об этом не так давно. Раньше о выборе как-то не задумывался - всё шло само собой...
- Тут нет ничего плохого - это естественный путь жизни. Пока ты маленький, ты просто растёшь, потом - учишься, учишься, собираешь знания, затем - начинаешь их применять в жизни, сперва потихоньку, дальше - больше. И вот когда ты почувствуешь в себе полную силу, спрашиваешь у себя - а тем ли путём я иду?
- Ты философ, дядюшка Тьен!
Вьетнамец затянулся, выдохнул облачко дыма и заморгал.
- Это жизнь. Просто не все об этом задумываются, да.
У Тьена была очень необычная манера говорить - он тянул ударные гласные, а когда хотел особо выделить какое-то слово практически пел. И самые избитые слова внезапно приобретали важный смысл.
Алексей почувствовал, что подпадает под обаяние этого миниатюрного человека в профессорских очках. Приёмам манипулирования собеседником его учили, и учили очень хорошо. Да и практика последние несколько лет имелась богатая и разнообразная. Так что любую фальшь он ощущал мгновенно, с первой фразы. Ощущал сначала чисто физиологически - по появлению лёгкого зуда внизу живота. Обаяние же Тьена было совершенно естественным, прирождённым. Алексей слушал его музыкальную речь и просто любовался манерой улыбаться одними кончиками усов, курить, высоко подняв сигарету двумя пальцами, наливать чай лёгким полунаклоном-полуповоротом кисти. Поразительное сочетание сдержанности и изящества! Откуда-то из глубин памяти всплыло слово "аристократизм". Наверное, это выглядело так. И тут же отчётливо и резко, как хлопок выстрела, вспомнились глаза Тьена, когда сорок минут назад он направил ему в горло шест! Тот же человек в начале Вьетнамской войны убивал "зелёных беретов" голыми руками - было и такое, Алексей знал точно.
- Что, Лёша?
- Дядюшка Тьен, а как погиб мой отец?
Это был ожидаемый вопрос.
- 12 февраля 1979 года мы, восемь человек на двух "газиках", выехали на пограничную заставу для проведения мероприятия.
От Ханоя на север до границы по прямой всего 160 км. Когда въехали в горы, дорога пошла вдоль реки. С одной стороны - каменистая осыпь, с другой - сплошные заросли. Там есть место, где скалы врезаются в русло и река делает крутой поворот. Дорога идёт немного на подъём, слева обрыв метра 3-4 высотой и на самом острие большие камни и несколько деревьев, а справа - пригорок, на нём кусты, деревья, трава выше человеческого роста, за ним - крутая стена, вся заросла до самой вершины. Самое лучшее место для засады! - Тьен сделал глоток чая и закурил ещё сигарету. - Мы взяли в руки автоматы - на всякий случай. В горах на границе было тревожно, китайцы постоянно забрасывали диверсионные группы, но так глубоко они ещё не забирались.
Тьен внезапно повернул сигарету огоньком внутрь кулака, по-солдатски, - Алексей замер.
- Как только первый "газик" приблизился к повороту, по нему ударил гранатомёт. Это был сигнал - тут же заработали пулемёты и автоматы. Наш водитель свернул вправо и резко нажал на тормоз. Нас с Колей выкинуло из машины, с дороги в заросли, прямо за головы китайцев-автоматчиков. Я не понял, что произошло, но огонь открыл пока летел, в воздухе. После узнал - вдогонку ударил второй гранатомёт, но наш "газик" в этот момент так тормознул, что корму подкинуло, и граната попала не в борт, а в задний мост. Вот такой случай, Лёша! Нам ещё раз повезло - мы сверху разглядели позицию автоматчиков, а они не успели, не поняли... Там в пяти шагах ничего не видно - такие заросли. В десять секунд с ними было кончено! А дальше - плохо. Справа и слева - пулемёты и гранатомёты, сзади - дорога, а за ней обрыв и река, впереди - крутой склон. Что делать? Уходить под обрывом вдоль реки? Надо дорогу переходить, а она сильно простреливается. Двинулись вперёд, к склону. С него ударили автоматы - там у диверсантов был командный пункт. Мы отстреливались, переползали по траве, по кустам. Сколько - не знаю, может пять минут, может больше. Китайцы сдвинулись плотнее, пристрелялись - пулемёты косили кусты над головами. У нас заканчивались патроны... Надо было решаться идти назад - в машинах оставались патроны и гранаты, можно залечь в камнях за дорогой, отстреливаться пока подойдут свои, а можно под обрывом попытаться переплыть реку. Первым пошёл я, Коля отвлекал. Перебежал дорогу, взял в "газике" патроны, ещё один автомат, начал палить. Но китайцы уже взяли дорогу под прицел и когда Коля пошёл, его ранили. Пулемётная пуля попала в бедро, задела кость. Мы залегли в камнях, рану наскоро перевязали. Отстреливались, ждали своих - стрельба в горах далеко слышна и шоссе там довольно оживлённое, наверняка кто-то уже сообщил на комендантский пост. А китайцы всё наседали - лупили уже из кустов через дорогу из пулемётов и гранатомётов. Прошло, наверное, ещё минут десять или пятнадцать... Патроны снова стали заканчиваться. Коля сказал:
- Уходи, Тьен! Вместе не вырваться, я тебя прикрою.
Я ответил ему:
- Мы вместе сюда попали, вместе и выберемся. С минуты на минуту подойдёт помощь!
Он убеждал:
- У нас патронов на пять минут боя. Пойми - на пять минут! Не больше!
Я упёрся:
- Никуда не двинусь, Коля! Это моя земля!
Тьен раздавил окурок, закурил очередную сигарету, и тихо сказал:
- Лёша! Твой отец был очень сильным человеком! Он просто взял меня в охапку и столкнул с обрыва! Больше я не видел его живым. - Он отвернулся, поморгал и продолжил. - Река там не широкая, метров 50, не больше, но течение сильное. Я обогнул выступ скалы, вошёл в воду и поплыл. Меня сразу же подхватило и понесло. Надо было сильно грести, чтобы смещаться к дальнему берегу. За поворотом у китайцев стояло боевое охранение, они заметили и начали стрелять. Но мне удалось добраться до того берега, оставалось чуть-чуть - выскользнуть из воды и спрятаться за обломок скалы. Я схватился за камень и уже вылезал, когда в спину ударила пуля из снайперской винтовки. Китаец целил под левую лопатку, в сердце, но попал чуть выше и по касательной - пуля раздробила лопатку, задела лёгкое и вышла из подмышки. На два сантиметра правее или ниже - и со мной было бы покончено. Но в тот день мне снова повезло. Я лежал лицом вниз в камнях и слушал звуки боя на том берегу. Два раза грохнули гранаты. Потом выстрелы стали реже. Затем совсем стихли. Вдруг взорвалась ещё одна граната и раздалась бешенная пальба - среди автоматных очередей были слышны пистолетные хлопки. Я сжал зубы - всё кончено, последнюю гранату Коля оставил для себя.
Машины с солдатами прибыли минут через пятнадцать-двадцать. Было организовано преследование, но китайцам удалось оторваться - видимо, у них был хороший проводник. Скоро из Ханоя прилетели контрразведчики, офицеры нашей группы и медики. Меня вертолётом доставили в госпиталь - оперировал доктор Зыонг.
До темноты успели осмотреть место засады - китайцы уходили очень спешно, бросили трупы. После мне рассказали - пять диверсантов остались в зарослях, один на шоссе, ещё два трупа нашли на следующий день, когда пошли по следам - это были раненные, китайцы их добили, спрятали в расселину скалы и забросали ветками. Никаких документов у них, конечно, не было. Но наши контрразведчики опознали двоих - капитана Во Ха Зуя (У Хэцая) из Ланьчжоусского особого разведывательно-диверсионного отряда и одного местного китайца по фамилии Лам. Всего в группе было 18-20 человек.
- Дядюшка Тьен, ты единственный выжил?
- Да, Лёша, остальные семеро погибли на месте.
Алексей помолчал, глотнул остывшего чая, и задал вопрос:
- А ваших контрразведчиков ничего не насторожило в этой засаде?
- Их очень много чего насторожило. Прежде всего - высокий уровень диверсантов: капитан Во - известная личность, командовать рядовой группой вместо какого-нибудь лейтенанта его бы не послали. То, как засада была спланирована и организована, как глубоко проникли в наш тыл, как быстро двигались, как минировали тропу отхода, даже как перерезали горло своим раненным - всё говорило о том, что это была отборная спецгруппа с особым заданием. Китайцы старались всегда захватить кого-нибудь живым, лучше всего офицера или партийного работника. А здесь им приказали уничтожить всех.
- Или же засада была устроена на кого-то одного, кто владел очень опасной для китайцев информацией.
- Да, Лёша! Так же считал полковник Нгуен из контрразведки.

Глава 1

Часть 4

За пять дней до этого

С Савостьяновым они встретились в воскресенье на даче.
Хотя Лёхе только в прошлом году стукнуло тридцать, он заматерел - посреди шевелюры явственно просвечивала лысина, а живот под белой рубашкой норовил перевалить за ремень.
- Здорово, Сохатый!
- Здорово, Хонгильдон!
Они обнялись, и по заведённому ещё с курсантских времён обычаю Савостьянов крепко стиснул его и оторвал от земли.
- Хорошо живёшь! Пузо кабинетное наел!
- А ты глистов выведи и у тебя такое же будет! - обмен комплиментами тоже входил в их ритуал.
- Пойдём прогуляемся до мельницы?
- Давай пройдёмся...
Они молча вышли за ворота посёлка и повернули на дорожку между сосен. Раньше она была песчаной, а теперь стараниями трудолюбивых таджиков аккуратно покрылась асфальтом. Но воздух остался всё тем же - пах нагретой корой и смолой, и так же лежали жёлто-рыжая хвоя и ершистые сухие шишки под ногами... Сохатый неспешно заговорил.
- Сейчас я каждые выходные здесь - Наталью с Любашей вывез на дачу. Нечего московской гарью дышать - мы осенью второго ждём.
- Да, мама успела уже рассказать... Это дело, молодцы! А служба как?
- Неплохо служба... Я на Хорошевке, в Управлении... Должность подполковничья. Командировки не частые, обязанности не заедают, начальство отмечает. Нормально всё... А ты где?
- Да везде!
- В смысле?
- Вот на неделю в Москву. А прошлые два месяца - Париж, Лондон, Лиссабон, Сан-Паулу, Йоханнесбург, Дубай, опять Лондон, Женева, и снова Париж.
- Не хило! Как это тебя угораздило?
- Директор департамента анализа инвестиционных рисков на развивающихся рынках в International Investment Research Group.
- Ни хрена себе!!! Да за такую легенду пять лет жизни отдать можно!
- Ну, в общем, этим я четыре с половиной года в Африке и занимался.
- Извини, Лёх!
- Да ладно, ты-то здесь причём?
Савостьянов носком мокасина откинул с дорожки шишку.
- А дальше?
- Дальше Мумбай, Сингапур, Мельбурн, Гонконг, Ванкувер... Контакты, связи, информация. И люди с очень большими деньгами, которые ждут от тебя информацию, чтобы следом запустить поток этих самых денег. И получить обратно ещё больший. Это затягивает! Знаешь как это затягивает, Лёха?
- Погоди, а тебе-то с этого всего нормально перепадает?
- Настолько нормально, что иногда боюсь забыть, кто я.
Они остановились и внимательно смотрели друг на друга.
- Тьфу, чёрт! - наконец сказал Сохатый, - я уж было подумал, что ты меня вербуешь.
- Знаешь, Лёх, а чуйка у тебя сработала. Только не на то. Я действительно хотел попросить об одном деле...
- Та-ак...
- У тебя есть хороший знакомый в архиве?
- Ты к чему клонишь?
- Послушай, я хочу знать как погиб мой отец. Важно для меня это.
- А почему бы тебе у матери не спросить? У дядь Саши Коваленко?
- Спрашивал. Темнят они. Не так там что-то.
- Ну допустим, есть один парняга, который мне обязан кой-чем. Что конкретно нужно?
- Во-первых, личное дело. Во-вторых, всё что связано с операцией. И, прошу, тихо-тихо, чтобы волна не пошла.
- Само собой. Ты подозреваешь что-то?
- Подозреваешь - это слишком сильно. Смутные ощущения...
- Ладно, чем могу - помогу. Но благодарность проявить надо будет.
- Без вопросов.
- Договорились.
В кармане пискнуло. Алексей глянул эсэмэску:
- Это мама. Стол накрыт, ждут нас.

Сохатый позвонил на третий день:
- Можешь часикам к восьми подъехать ко мне на Сокол?
- Да, конечно.
- Тогда лови эсэмэску с адресом.
- Если тот же самый, то не забыл ещё.
- Тот же, дедов. Давай, жду.
В Москве было жарко и душно, но когда Алексей очутился во дворе сталинского дома, то под высокими липами сразу стало прохладно, сумрачно и даже потянуло подвальной сыростью - он поёжился. Быстро нашёл подъезд, дёрнул тяжёлую дверь - серьёзная пожилая консьержка отложила "Известия".
- Я в 78-ю.
- Проходите!
Выйдя из лифта на темноватую площадку Алексей увидел в глубине освещённый силуэт Сохатого - его могучая фигура заслоняла весь дверной проём (видимо, ему позвонили снизу).
- Привет! У меня тут ремонт, так что ботинки не снимай, а давай прямо на кухню.
Прихожая и коридор были укрыты полиэтиленом, но он не мог скрыть, что от прежней генеральской квартиры остались лишь стены, да и то, похоже, не все. Почему-то стало немного грустно. Войдя на кухню, отделанную и обставленную в хорошем скандинавском стиле - просто и дорого - Алексей произнёс:
- Не узнать теперь квартиру!
- Это точно! Считай, всё переменилось. Ты давай ближе к столу - сейчас ужинать будем. Я холостякую, так что завернул по дороге к Надежде Олеговне и поэтому могу угостить щами из кислой капусты и пельменями по-камчатски, с неркой.
- Звучит заманчиво! А Надежда Олеговна - это кто?
- А есть тут по соседству ресторанчик исключительно для своих - "У Надежды" называется. Очень рекомендую! Русская кухня - лучшая в Москве. Новиков с Деллосом утрутся! - параллельно Савостьянов гремел кастрюльками и тарелками.
- Ну пожрать-то ты всегда был горазд!
- Не, ну а как? Такому солидному организму, как мой, требуется соответствующее питание!
Есть Алексею совсем не хотелось, мысли были о другом, но оторвать Сохатого от еды, тем более когда она так близко - это совершенно нереально. И тактически неверно.
- Я, пожалуй, пельмешек поклюю.
- Тьфу, француз! Ты щи-то когда прошлый раз хлебал?!
- Не так давно, в Лондоне.
- Тьфу на твой Лондон, нехристь!
- Эт ты так с голодухи разошёлся!
- Есть мало-мало! - и он поставил на стол тарелки, горчичку, тёртый хрен, настоянный на чём-то уксус, - Наворачивай давай!
Пельмени и в самом деле оказались исключительно хороши.
- Изрядно! - сказал Алексей невзначай прикончив вторую порцию, - Так где, ты говоришь, скрыта от народа "Надежда"?
- Ааааа, сознался вражина?! Здесь рядом, пять минут дворами. Как соберёшься, звякни мне - я предупрежу. А то всяких лощёных лондонских прощелыг, вроде тебя, туда на порог не пускают!
Савостьянов сгрузил посуду в мойку, поставил на плиту чайник и принёс портфель. Открыл и молча положил на середину стола синий пластиковый файл. Алексей также молча придвинул его к себе - папка была такой лёгкой, что он мгновенно ощутил в себе пустоту - и раскрыл. Внутри была всего пара машинописных страничек. Пустота увеличилась и стала распирать по мере того, как его глаза бежали по канцелярским строчкам.
- Что это всё, Лёх?
- В связи с обстоятельствами особой важности накануне китайского вторжения наличные силы и средства всех советских специальных служб на территории Вьетнама были объединены в особую оперативную группу. Руководство возложили на КГБ. По завершении острой фазы конфликта группа была расформирована, все материалы по её деятельности строго засекречены и в апреле-мае 79-го переданы КГБ СССР. А ещё через месяц Комитетом госбезопасности было практически полностью изъято личное дело твоего отца.
- Но такое же невозможно!
- До вчерашнего дня я тоже так думал.
Над столом повисла свинцовая пауза. Засвистел на плите чайник. Савостьянов выключил газ и снова сидел молча, глядя перед собой.
- По требованиям каких управлений были переданы документы, известно?
- Да. Материалы группы - ПГУ (Первое Главное управление КГБ СССР - внешняя разведка - прим. автора), личное дело - Третьего Главного, в то время оно занималось контрразведкой.
"Третьего Главного... контрразведкой" - горячо застучало в висках, пульсировало в мозгу, толкало в диафрагму. Алексей сделал несколько глубоких вдохов животом - кровь немного отлила от головы. "Так вот почему мать и Коваленко отвечали так уклончиво! Вот почему я, один из лучших на курсе, оказался в занюханной группе "португалов"! Вот почему сидел четыре с половиной года в беспросветной Анголе!"
- Лёха, - тихо позвал Сохатый перегнувшись через стол.
- А?
- Лёш, давай по соточке? В самый раз теперь будет.
- Да, давай, - ответил пустым голосом.
Верный друг Лёха пододвинул тарелки с малюсенькими солёными огурцами, квашеной капустой, чёрным хлебом, сунул в руку запотевший стаканчик.
- Только смотри, аккуратно. Это самогон. Крепкий, зараза - градусов под семьдесят!
- Это хорошо - под семьдесят, может проймёт, - Алексей кинул в горло, проглотил как воду, и только погодя задохнулся от выхлопа, закашлялся.
- Огурец, огурец быстрей! Ну вот, молодца!
Они пожевали. Сохатый налил ещё. Выпили. Кровь побежала ровнее.
- Ну что, тёзка, мало-мало отпустило?
- Спасибо, Лёх! Только хрен это теперь отпустит! Ты ж понял теперь чего мать темнила?
- Да понял... Берегла тебя.
- Меня берегла, а себя изводила.
- Она мать.
- Она ещё и офицер.
- Это точно. Теперь скажешь ей?
- Нет. Не сейчас, во всяком случае.
- А когда?
- Не знаю. Я тоже офицер. И ещё... - Алексей осёкся.
- Ещё что?
- Ещё сын своего отца. Он был офицером и погиб как офицер! Я уверен!
- Я тоже уверен.
- А кто-то, бл..., не уверен!!!
- И ты этой бл... будешь доказывать?
- Буду!!! И докажу! Как - не знаю, но докажу!
- Можешь на меня рассчитывать.
- Спасибо, тёзка, я не сомневался!

Алексей заснул только когда рассвело и за окном зашаркали мётлами дворники. Нырнул в тёмном забытье. И сверху увидел картину, жёлто-коричневую как старая фотография. На ней шло какое-то движение - будто множество муравьёв ползло сквозь опавшие листья. Только это были не муравьи, а крошечные люди, угрюмые и сосредоточенные. Ему показалось, что среди них есть и знакомые. Он постарался приблизить изображение, чтобы рассмотреть их отчётливо... И вот когда стали видны лица людей, картинка вдруг распалась на отдельные пиксели и пропала в пятне жгучего жёлтого света. Раз за разом повторялось одно и тоже - ожившая фотография появлялась, приближалась и распадалась в тот самый момент, когда Алексей уже начинал узнавать лица... Затем он увидел высокий тёмный дом или башню. Горело только одно окно наверху, и из этого окна его звал знакомый голос... Но маленькая, окованная железом, дверь была заперта изнутри.
- Подымайся, - негромко звал голос.
- Не могу, заперто, - отвечал Алексей.
- Подымайся.
- Откройте дверь!
- Подымайся.
- Как?!
- Подымайся, - не обращая внимания на его слова, отчётливо повторял голос. Алексей двинулся вдоль стены, ища глазами пожарную лестницу, верёвку или что-то ещё. Сверху раздался какой-то шум...
И он проснулся. За стеклом возились два голубя, били крыльями, царапали коготками по жестяному откосу. Минуту лежал с открытыми глазами, затем спрыгнул и проделал серию ударов в воздух, срывая сонное оцепенение. Потом несколько раз сосредоточенно отжался до касания пола грудью, восстановил дыхание и пошёл в душ. После душа взглянул на себя в зеркало - м-да, рожа кривовата, под глазами тени. С удовольствием побрился, поставил кофе и вызвал такси.
Около двух он вылез из машины у ворот Троекуровского кладбища. Возле цветочного ряда Алексей остановился надолго - он не знал какие цветы любил отец, а кладбищенские торговцы - то ли из профессиональной вежливости, то ли вид покупателя к тому не располагал - не лезли с советами. Наконец выбрал высокие белые лилии и молча забрал всю корзину - на него посмотрели с уважением.
Алексей брёл по ухоженным дорожкам, на душе было нехорошо - стыдно и за цветы, и за то, что не очень твёрдо помнил, где находится могила, потому что бывал у отца реже, чем следовало настоящему, правильному сыну, и за то, что только вчера узнал о тёмном тени, нависающей над честью офицера...
Вот и надгробие - всё же он вышел к нему сразу, не путаясь - небольшая серая плита и скромный цветник. На плите надпись рубленым казённым шрифтом:
ДЕСНИЦКИЙ
НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ
11. VI. 1946 - 12. II. 1979
"Здравствуй, папа!" - заговорил про себя Алексей, опустил на землю корзину, и остался стоять со склонённой головой. Больше слов не было. Немые мысли теснились в голове. Чтобы не думать, он стал прилаживать цветы. Получалось неловко - корзинка норовила опрокинуться, и Алексей коснулся ладонью плиты. Шероховатое прикосновение нагретого камня обдало волной тепла, такого неожиданно живого, что из глаз брызнули слёзы. Они текли струями, срывались с подбородка на сухую могильную землю, заставляли глотать ртом воздух, и вместе с ними приходила необыкновенная ясность и лёгкость. Алексей дрожал, он забыл, как плачут - кажется, последний раз это было ещё в детстве, и не пытался остановиться. Он беззвучно рыдал, сидя на корточках у надгробия, несколько минут, а когда поток слёз иссяк, ещё долго дышал судорожными рывками. "Спасибо, отец! Ты меня услышал! И я не подведу! Сделаю то, что не успел ты. Сделаю как надо, до конца. И будь что будет!" Алексей твёрдо поставил корзину с лилиями - снежно-белые полураскрытые бутоны накрыли могилу залпом беззвучного салюта. Коротко поклонился - от высохших слёз натянулась кожа на лице, и несколько минут стоял молча. Затем повернулся и пошёл к выходу.
Поздно вечером он вылетел в Париж через Франкфурт - прямого рейса в этот день не было.


(с) С. Барчевский 2013

[Ren Ren]

Камрады, большая просьба - всё обсуждение вести только там: http://rusknife.com/topic/11233-треснувший-камень-ко-вэй/

Здесь буду тереть без пощады.